История и историки в эпоху постправды: монополия, полифония, какофония?

События последних лет в России показали, что ничто не является гарантией от переписывания истории в угоду имперским, националистическим и другим идеологическим проектам. Атакам подвергаются не только долго скрывавшиеся и, наконец, открытые страницы истории, но и, казалось бы, давно известные и доказанные факты.

Мифотворчество и атаки на историю характерны прежде всего для авторитарных режимов, успешно осваивающих новые технологии и не пренебрегающих традиционными способами осуществления исторической политики (с помощью школьных учебников, памятников, символов и т.д.), но нередко к таким же методам прибегают и различные политические силы, социальные группы и индивиды, действующие в условиях демократии.

Расширяя круг акторов в поле исторической памяти и позволяя зазвучать самым разным, почти не слышным ранее голосам, современное информационное общество препятствует установлению монополии на исторический нарратив и открывает перед историком невиданные ранее возможности для верификации фактов, доступа к гигантскому объему данных и обращения к широкой аудитории. В то же время эта новая информационная ситуация ведет к своего рода перепроизводству истории, подтачивая легитимность экспертного знания и стирая границы между «новостью» и «фейком», между зафиксированными в источниках событиями и множественными версиями прошлого.

Такая ситуация исторической «постправды» открывает широчайшие возможности для манипулирования историей и создания новых мифов. В современной России различные формы «фейк-хистори» и фальсификации истории: от сокрытия, искажения и манипулирования отдельными фактами до создания полностью лживых псевдоисторий – уже давно стали одним из важнейших политических инструментов. В ситуации авторитарного контроля за прошлым альтернативная версия событий, стилизованная под научное исследование и поддержанная авторитетом государства или другой мощной пропагандистской машиной, может взять верх над любыми самыми серьезными исследованиями и экспертным анализом. Но эти явления не ограничиваются авторитарными системами: пусть и не в таких крайних формах, они возникают повсюду в условиях углубляющегося разрыва между наукой и общественным сознанием.

Что же делать исследователю и эксперту в ситуации «постправды» и перепроизводства исторического знания?